(октябрь и ноябрь, 2016) Андрей Ильич Фурсов: "Мир будущего" и "Cитуация может призвать диктатора" (две беседы с историком; опечатки с исходника исправлены и добавлены фразы из лекции А.И. Фурсова, декабрь 2016)

Подробности

Рубрика: Восстановление исторической справедливости

Опубликовано 12.01.2017 09:52

Автор: konkret22

Просмотров: 4455

Андрей Ильич ФУРСОВ — директор Центра русских исследований Московского гуманитарного университета; директор Института системно-стратегического анализа. Автор 400 научных публикаций, включая 11 монографий.

1. Куда идет этот мир (то есть, как выглядит картина будущего)?
     — Мир стремительно идёт к концу капитализма. От последнего не так много осталось: рынка практически уже нет, есть глобальные монополии; государство отмирает; гражданское общество скукоживается; политика превращается в комбинацию административной системы и шоу-бизнеса, деньги потеряли ряд функций и в значительной степени перестали быть деньгами; европейцы утратили одну из своих основ — трудовую этику, капиталу почти удалось поглотить, сожрать труд, но и сам он от этого перестаёт быть капиталом.

1.1. Кто строит новый мир?
     — Одновременно идут два процесса:

разрушение старого мира и оформление нового. Старый капиталистический мир ломает капиталистическая же верхушка — он ей больше, по крайней мере, в перспективе, не нужен. С середины 1970-х годов идёт демонтаж капитализма. Он как бы “едет” в своё “додемократическое прошлое”, в эпоху “железной пяты” и ост-индских компаний, этих предшественниц нынешних транснациональных корпораций, только более крутых, чем эти последние.

     Свёртывание прогресса и есть способ создания мировой верхушкой их нового мира. Для большей части человечества этот “новый мир” обернётся новыми “тёмными веками” — не путать со Средневековьем, стартовавшим в IX в. распадом империи Карла Великого.

     “Тёмные века” — это время между серединой VI в. и серединой IX в. (окончательно перестала работать система римских акведуков; 476 г. как конец Римской империи — фальшивая выдумка римских первосвященников, выпячивавших таким образом свою роль).
     Темновековье — это, действительно, эпоха мрака и крови, в отличие от оболганного деятелями Ренессанса и особенно Просвещения (жуликами типа Вольтера) Средневековья — светлой, вплоть до начала XIV в. эпохи; XIV-XVII вв. — новое темновековье, у которого, впрочем, был столь же зазывный, сколь фальшивый фасад — Ренессанс.

1.2. Есть ли альтернатива западной модели будущего (новым темным векам)?
    — На данный момент такая альтернатива просматривается плохо. Сейчас главное не дать реализоваться темновековому проекту, а там будет видно.

     Альтернатива — сопротивление глобальной повестке, то есть курсу на варварское сокращение населения планеты, разрушение государства (суверенитета), семьи, науки, образования, здравоохранения, последнее, как заметил М. Мур, превращается в здравозахоронение.

1.3. Есть ли возможность вернуться на тот путь развития, по которому планета шла 50-60 лет назад?
     — Едва ли. Возвращения и реставрации в истории невозможны. Невозможно повторить уникальную эпоху 1945-1975 гг. — рывок человечества во главе с СССР в будущее, рывок, искусственно прерванный тупой советской номенклатурой и расчётливой верхушкой капиталистического мира. Советская верхушка за этот ситуационный союз расплатилась разрушением СССР.

1.4. Можно ли вернуть людям уверенность в завтрашнем дне, надежду и оптимизм?
     — Оптимизм — это состояние души сильных и цельных людей, умеющих не просто менять обстоятельства, но создавать их. Оптимизм — это нелёгкий, но в то же время радостный труд, часто наперекор судьбе. Оптимизм нельзя дать, подарить, вернуть. Он рождается в борьбе. Разумеется, есть биохимическая (генетическая) основа оптимизма, тем не менее, оптимизм — социальная функция здоровых обществ.

     Достаточно сравнить советское общество середины 1930-х — середины 1960-х годов (“Нам нет преград на суше и на море”, “Туманность Андромеды” (1955-57гг.) Ивана Антоновича Ефремова и многое другое) с советским же обществом 1970-х и 1980-х годов — усталым, циничным, саркастическим и безрадостным. И это при том, что жить в 1970-е годы стало комфортнее, легче и сытнее; страх ушёл, а счастье не наступило. 1960-е годы были кратким мигом надежд, которые не осуществились ни у нас, ни в мире.

1.5. Можно ли поставить прогресс на службу всем людям (или хотя бы большинству)?
     — СССР пытался. И лет тридцать у нас это выходило. Значит — можно. Только нужно быть бдительными и помнить сталинское предупреждение о том, что по мере развития социализма классовая борьба обостряется, то есть налицо угроза перерождения. Так оно и произошло, причём одними из первых переродились определённые сегменты ЦК КПСС и КГБ. Недоработала партийная инквизиция.

1.6. Мечта — черновой набросок будущего. О чем же люди мечтают сегодня?
     — Разные люди мечтают о разном. Это зависит от того, на что они ориентированы — на явь, навь или правь. То есть либо на мир тёмных и вульгарных страстей (богатство и удовольствие любой ценой для себя лично и в ущерб другим), либо на солидарный труд на основе социальной справедливости и сохранения своей этнокультурной идентичности.

2. Проблема “золотого миллиарда” — самая опасная проблема современности, согласны ли Вы с этим?
     — Проблема “золотого миллиарда” в том виде, в каком она формулировалась, не является самой опасной, поскольку миллиард этот размывается. В Европе его размывают арабы, турки, курды, африканцы, и их будет всё больше. Такое впечатление, что европейскую часть “золотого миллиарда” списали и спускают в “унитаз истории”, то ли пытаются селективным путём с помощью выходцев с Юга выработать из европейцев новый тип, который не числом, а уменьем станет биться за будущее.

     Правда, пока что молодые образованные европейцы эмигрируют в Канаду, Австралию, Новую Зеландию, но не в США, где скоро будет тоже горячо. Ведь там социальные проблемы замешаны на расовых: негры, которых теперь принято называть афроамериканцами, испаноязычные (латинос).

     Расовый и этнокультурный состав Запада меняется. Собственно, Запада в привычном смысле уже и нет. Есть постзападное постхристианское общество, стремительно закатывающееся в “лунку Истории”. Какой-то план у тех, кого Б.Дизраэли называл “хозяевами истории”, а писатель О.Маркеев “хозяевами мировой игры”, есть, но, во-первых, похоже, ситуация выходит из-под контроля. Во-вторых, развёртывается борьба внутри мировой правящей элиты (она ведь не едина) за будущее. Вот на этих противоречиях нам и надо сыграть, как это сделал Сталин в 1930-е годы.

2.1. Какое место отведено России и русским (в обобщённом смысле этого слова, то есть жителям России) по этому плану?
     — В исходном плане места для русских и многих других незападных народов, думаю, нет. Но, повторю, план, похоже, ломается. Впрочем, несколько линий глобалисты обрабатывают очень жёстко: разрушение государства, семьи, образования, здравоохранения и науки. Это часть их глобальной повестки.

     Поэтому, несмотря ни на какую риторику и ситуационные громкие акции во внешней политике, я поверю в благие намерения только такой власти у нас, которая остановит погром науки, образования и здравоохранения, то есть поломает глобальную повестку в этих областях.

     Что это за борьба за суверенитет государства сегодня, если всё идёт так, что завтра некому и нечем (отсутствие здоровых мужиков и мозгов) будет его защищать?

2.2. Какой план можем предложить вместо этого мы?
     — Мы — это кто? Народ, олигархи, власть? Чтобы предложить план, нужно иметь стратегию. Чтобы иметь стратегию, нужно иметь идеологию. У нас государство — формально — без- и внеидеологическое, а удел тех, у кого в сегодняшнем мире нет идеологии, а следовательно, своего проекта будущего — пикник на обочине истории в ожидании, что, может быть, хозяева позовут на новый праздник жизни. Не позовут даже служивших им “плохишей”: “Рим предателям не платит”.

    Цель у России может быть только одна — выжить и победить в XXI в., сохранив идентичность, население и территорию. Это — программа-минимум. Сделать это можно только путём создания социальной системы, основанной на социальной справедливости, тогда Власть и Родина становятся одним и тем же.

     Люди могут убивать из-за денег, но умирать из-за денег никто не будет. За Родину — будут, Великая Отечественная война это показала. Потому-то мы и победили — за нами была справедливая социальная система, чей коллективистски-антикапиталистический характер соответствовал русским архетипам сознания и подсознания и культурно-историческому коду; как говорил Александр Блок, большевизм “есть свойство русской души, а не фракция в Государственной думе”.

     XXI век станет временем жесточайшей борьбы за будущее, когда целые государства, этносы, культуры будут нещадно, без сантиментов стираться Ластиком Истории. Отморозки от власти (имя им легион, один пример — посмотрите на лицо X.Клинтон) не остановятся ни перед чем (статья написана А.И. Фурсовым в июне-июле 2016 года, до выборов Трампа в США (8 ноября 2016) было ещё 3-4 месяца).

     В этой борьбе выживут и победят сплочённые социальные системы, спаянные единым ценностным кодом, характеризующиеся минимальной социальной поляризацией и имеющие в себе высокий процент носителей знания, эдакие нации-корпорации. Олигархические системы в этой борьбе не выживут, их участь — стать экономическим удобрением, навозом для сильных; собственно, иного они и не заслуживают.

     Во второй половине XX в. олигархизировавшиеся структуры власти в СССР дважды блокировали прогресс и жестоко поплатились за это. В середине 1960-х годов СССР готов был совершить научно-технический рывок в будущее, превратившись из системного антикапитализма в реальный посткапитализм, однако это не было в интересах как советской номенклатуры, так и верхушки мирового капиталистического класса.

     Прорыв был жёстко заблокирован, а взлёт цен на нефть и детант (разрядка, ослабление напряжения, передышка, отдых. В политической терминологии 70-х гг. XX в. — политика разрядки международной напряженности, особенно между СССР и США, Варшавским Договором и НАТО) внесли в советские верхи чувство успокоенности и глубокого удовлетворения.

     У нас нередко брежневские времена вспоминают с умилением — стабильность, уверенность в завтрашнем дне. И в краткосрочной перспективе так оно и было, однако в среднесрочной (не говоря уже о долгосрочной перспективе), брежневская эпоха была проеданием будущего, временем упущенных исторических возможностей. “Мешковатые старики... боявшиеся собственных жён” (Э. Неизвестный) профукали будущее системы — она умирала в них и посредством них. И это при том, что в многослойном СССР существовал супермощный научно-технический комплекс, который должен был рвануть в будущее не позже начала 1990-х годов.

     Однако если порыв 1960-х подсекли детантом (политикой разрядки международной напряжённости) и нефтью, то второй — перестройкой и разрушением СССР, в основе которых лежало банальное желание части советской номенклатуры “записаться в буржуинство”. Остаётся надеяться, что состоявшаяся в самом конце 1980-х годов эвакуация режима была не только финансовой, но и научно-технической. Впрочем, “выстрел из будущего” — это прекрасно, но и самим надо не плошать.

3. Чтобы России (и нам вместе с ней) выжить в сложившейся ситуации, необходимо отбиться от внешней атаки. Известна истина, что, когда собаку бьют палкой, та, чтобы спастись, должна кусать не палку и даже не руку, а горло того, кто держит палку. Для того чтобы найти это горло, нужно очень хорошо представлять себе структуру современного мира, знать силы, действующие в нём и места их обитания.

3.1. Даёт ли наука, которую представляете Вы, ответ на эти вопросы?
     — Да, даёт. Враг России — глобальные ростовщики и обслуживающие их политики, журналисты, шоу-деятели, причём не только за пределами нашей страны, но и внутри неё. В последнем случае речь идёт о регрессорах, рушащих ценностные, интеллектуальные и технологические основы нашего общества. Но они всего лишь безликие функции глобальной матрицы, чапековские саламандры, о которых писатель говорил: “Они приходят как тысяча масок без лиц”. Иными словами, главный враг — глобальная матрица, эдакая выросшая до планетарных размеров паучиха Шелоб из “Властелина колец”. Кстати, идею глобальной Матрицы (G-Matrix) как структуры и средства, навязывающей мировому населению определённый образ мышления, выдвинули деятели Римского клуба ещё в 1970 г.

3.2. Есть ли механизм, связывающий научные достижения с практической политикой (или дипломатией, или кто там сегодня решает задачи выживания и власти) в нашей стране?
     — Задачи выживания и побед в любой стране должно решать, прежде всего, руководство страны. Вопрос в том, насколько умело и честно оно это делает, насколько отождествляет себя со своей страной. Наконец, насколько развит у него инстинкт самосохранения, насколько он сильнее хватательного инстинкта и страсти к красивой жизни. Если последние перевесят, то рано или поздно явится История в виде Шелоб или собственного народа и скажет с нехорошей ухмылкой: “Ты всё пела? Это дело: так поди же, попляши!” И пляска эта, скорее всего, будет Dance macabre — пляской смерти.

3.3. Есть ли в России силы, способные привести её к спасению?
     — Надеюсь, что есть. Но вообще-то спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Как пелось в “Интернационале”: “Никто не даст нам избавленья: / Ни бог, ни царь и ни герой. / Добьёмся мы освобожденья / Своею собственной рукой”. Мы долго раскачиваемся, но быстро ездим. Так что надежда всегда есть.

3.4. Как их найти и сплотить?
     — Лучший способ сплочения — общее дело на основе общих ценностей. Но какое общее дело может быть у богача и бедняка, вора и нищего?

3.5. Какую идеологию должна принять Россия в XXI веке?
     — Идеологии не висят в магазине на вешалке, они рождаются в кровавых и жестоких кризисах как ответ на вопрос, какое будущее мы хотим для себя, для наших детей и внуков. Великие идеологии современности — марксизм, либерализм (умер в 1910-е годы, не путать с тем, что называют так сейчас на Западе и, тем более, в России) и консерватизм родились в Европе в эпоху революций 1789-1848 гг.

3.6. Не пора ли в России создавать военно-духовное сословие?
     — Сословия не создаются, они возникают в ходе истории. Думаю, однако, время сословий, как и монархии, прошло — отжили, vixerunt, как сказал бы Цицерон ("Они прожили", то есть их уже нет (в живых). Формула, которой римские власти объявляли народу о казни государственных преступников (например, консул Цицерон — о казни участников заговора Катилины)). Тем более в истории России сильной сословной системы, как и аристократии, не было.

3.7. На протяжении последних 400 лет в начале каждого века Россия участвовала в войне, грозящей ей уничтожением:
1610-е годы — Великая смута;
1710-е — Северная война;
1810-е — Отечественная война с Наполеоном;
1910-е — Первая мировая.
Это случайность или закономерность? Сейчас идут 2010-е.
     — Могу привести другой ряд: Ливонская (1558-1583), с Польшей (1654-1667), Семилетняя (1756-1763), Крымская (1853-1856), Великая Отечественная (1941-1945). Их значение не меньше, так что мистики цифр тут нет.

4. “Хозяева истории” строят свои модели общества будущего. В связи с этим возникает ряд вопросов:

4.1. Всякая ли модель, придуманная человеком, сможет функционировать (то есть быть жизнеспособной)?
     — Конечно, не всякая.

4.2. Всякая ли модель будет способна к развитию?
     — То же самое.

4.3. Есть ли критерии, позволяющие различать жизнеспособные и нежизнеспособные системы ещё на этапе их моделирования?
     — Боюсь, что нет. Мы можем оценивать лишь степень вероятности. Может быть хилая модель, но мир вокруг меняется, и данная модель оказывается наиболее адекватной — это как рецессивная мутация в развитии биосистем. И наоборот: есть сильная, хорошо адаптированная модель, но резко меняется ситуация и условно: динозавры вымирают, а маргинальные “землеройки” захватывают освободившиеся экологические ниши.

4.4. Есть ли методология, позволяющая строить заведомо жизнеспособные системы?

     — В стремительно меняющемся мире скорее возможны принципы негативного ряда — то есть то, чего не следует делать.

4.5. Есть ли своя модель будущего у нас?
     — Пока я её не вижу. А вообще модели рождаются в борьбе, в частности — в сопротивлении Злу.

5. Вы неоднократно упоминаете в своих лекциях теорию систем. Но единой для всех теории систем нет, их десятки.

5.1. Какую из них имеете в виду Вы?
     — Теория систем — штука универсальная, у неё есть подразделы, например, теория живых (антиэнтропийных) систем, куда входит общество.

5.2. Есть ли сейчас в этой теории систем приложение, описывающее общество?
     — Есть различные теории социальных систем, например, теория формаций Маркса, кстати, далеко не худшая. Теории Александра Богданова, Вильфредо Парето.

6. Какова роль авраамических религий в жизни общества?

6.1. Как вы относитесь к работе Л.Н.Толстого “Почему христианские народы вообще и в особенности русский находятся теперь в бедственном положении”?
     — Толстой зафиксировал очевидные вещи — отличие того, о чём, согласно Евангелиям, учил Иисус, от того, что стало Библейским проектом, у истоков которого стоит Павел, в последнем на самом деле много осталось от Савла.

   Действительно, там, где у Иисуса — любовь, у Павла и церкви — страх; Иисус конфликтовал с властью, Павел и церковь призвали к подчинению им. В схеме Павла много от Ветхого завета — этого “окна уязвимости” христианства. Не случайно в России в XIX в. Ветхий и Новый завет не печатали под одной обложкой.

    Что касается различий между мечтой, революционным порывом, с одной стороны, и организацией, этот порыв утилизующей, то Ф. Достоевский посвятил этому “Легенду о Великом инквизиторе”. Иисус вряд ли додумался бы до инквизиции, иезуитства и догмата о непогрешимости папы.

6.2. Согласны ли Вы с тезисом, что после Христа христианство было переписано фарисеями?
     — После Христа христианство было не переписано, а создано; процесс создания длился 150-200 лет (III-IV вв. н.э.), когда был создан корпус литературы и выстроены — по модели Римской империи — иерархия и территориальное устройство.

    Был разработан Библейский проект, адекватный новой эпохе. Если до этого в зоне Средиземноморья социальный контроль носил внешний характер, главными были “культура стыда” и внешне-силовой контроль — “египетская модель”, нашедшая максимальное воплощение в Римской империи и римском праве, то изменившиеся условия потребовали более тонких и более глубоких, интериоризированных форм уже не просто социального, но социально-психологического контроля — изнутри. Отсюда — “культура совести”. То есть мир и человек на рубеже I тыс. до н. э. — I тыс. н. э. настолько усложнились, что одного насилия оказалось мало. Библейский проект — это и есть комбинация внутреннего и внешнего подчинения с приматом первого, причём часть функций внешнего подчинения взяла на себя христианская церковь, поэтому многие социальные движения принимали форму ересей.
     К концу XV в. католическая церковь настолько скомпрометировала себя, а ереси настолько расшатали её положение, что ей был брошен вызов со стороны протестантизма. Будучи ударом по католицизму и противостоя ему (по накалу — вплоть до религиозных войн XVI — первой половины XVII вв., по сравнению с деятелями которых наш Иван Грозный — это пример гуманизма и набожности), протестантизм парадоксальным образом не только ослабил, но временно отчасти укрепил Библейский проект.

     Во-первых, он создал его более современную (в плане ориентации на деньги, на успех, на селективную избранность — в этом плане протестантизм есть максимально иудаизированная версия христианства), более жестокую и в то же время более простую форму; во-вторых, стал своеобразным клапаном для исхода недовольных из Pax Catholica, внеся в последний успокоение. Но ненадолго. Время работало против обеих версий христианства, отколовшихся от ортодоксии (православия). Наступала новая эпоха, для структурного и рефлексивного управления в которой нужно было институционально оформленное рациональное знание — наука. И не случайно в той же Франции развитию такого знания (например, в лице Декарта) способствовали иезуиты.
     В XVIII — начале XIX в. Библейский проект, трещавший по швам, пережил ещё одну мутацию: христианская вера была отброшена, и появилась сначала протоидеология в виде проекта британских масонских лож, реализованного главным образом на французской почве, — Просвещение, а затем идеология в трёх её базовых формах: консерватизм, либерализм, марксизм. Это были уже безрелигиозные, т. е. терминальные формы Библейского проекта, выступавшие одновременно и как средства борьбы, и как формы социального контроля над резко усложнившейся общественной средой. Как когда-то христианские священники отодвинули и уничтожили жречество (на территории Руси — ведическое), так в XVIII-XX вв. масоны, идеологи либерализма, марксизма, нацисты обрушились на христианскую церковь. В данном случае весьма уместно вспомнить фразу блаженного Августина о том, что “наказания без вины не бывает”, или: каким судом судите...
     Вообще нужно сказать, что исходная сложность христианства, отражающая сложность европейской цивилизации эпохи поздней античности (элементы античности, иудейской и германской традиций), — это одновременно и сила, и слабость. Сложная композиция может быть разобрана на части. Это ислам един — его можно только на куски рубить, а вот христианство чревато неожиданными мутациями.

     Ведь заметил же Н.А. Бердяев, что христианство чревато католицизмом, католицизм — протестантизмом, а протестантизм — атеизмом (я бы добавил сюда масонство). Это одна линия. Католицизм чреват вырождением в неожреческую иерархию. И разве папа римский после принятия догмата о непогрешимости папы — это не верховный жрец неоязыческого по сути культа?

   А непростые отношения христианства и иудаизма, уже провозглашённого римским первосвященником “старшим братом”? И не является ли “старший брат” Большим Братом? Кто-то скажет: откуда язычество? Христианство — монотеистическая религия. Но, во-первых, “язычество” — это негативный ярлык, который представители авраамических религий вешают на всё неавраамическое. Во-вторых, иудаисты и мусульмане ставят под сомнение “твёрдую искренность” христиан в монотеизме — Троица, иконы. Так что не всё так просто с христианством, и то, что способствовало его экспансии, может оказаться серьёзной проблемой. Впрочем, кажется, в том же Ватикане хорошо это понимают.
     В настоящее время Библейский проект почти на финише, равно как и феномен идеологии; мировые верхушки срочно ищут замену. И уже сегодня кое о чём можно догадаться. С одной стороны, “хозяева мировой игры” лихо крушат образование и науку, уводя первое и вторую в закрытые структуры, стремясь превратить население в вечных подростков, которым культуру заменяют комфорт и чувство глубокого физического удовлетворения.

     Приведу только два примера — американское кино и телевидение. В своё время журналист Д. Робинсон в газете “Таймс” написал следующее: “1985 год войдёт в историю как самый мрачный период в американском кино. Именно в этом году Голливуд после почти семидесятилетнего господства в кинопромышленности отбросил всякие претензии на то, чтобы служить здоровому интеллекту взрослого человека”.

     А вот что поведала ведущая довольно примитивной передачи о здоровье “Жить здорово” Е.Малышева. В передаче “На ночь глядя” (от 11.02.2016 г.), взахлёб повествуя о своём журналистском обучении вместе с другими восточноевропейцами в США в середине 1990-х годов, она сказала, на кого их учили ориентироваться в своих телепередачах: “Вы должны делать телевидение по простоте изложения для одиннадцатилетних недоразвитых подростков”. Судя по передаче, она это и делает. Какой контраст с передачами о здоровье советского времени, которые вела, например, умная, интеллигентная, далёкая от самодовольства и воспитанная Юлия Белянчикова!
     Превращение взрослых людей в недоразвитых подростков, живущих не интеллектом, а гормонально-инстинктивными программами, попросту говоря, дебилизация (этому служат и всевозможные ток-шоу) преследует простую цель: воспитать абсолютно несамостоятельную личность, которую будет легко подключить к глобальной коммуникационной сети в качестве полностью управляемой “клетки”. Творческого, максимально интеллектуального человека в “клетку” электронного мозга, контролируемого неожрецами и техно-магами, не превратишь.
     С другой стороны, всё больше средств вкладывается в исследования NBICS — нано-био-инфо-когно-социо. Речь, по-видимому, идёт об установлении дистанционного контроля живущей на плавучих городах или в недоступных сухопутных анклавах элиты над психосферой массы населения.

    Что-то подсказывает мне: сегодня в виде и под маской дистанционного образования, максимально примитивизирующего само образование, исключающего из него личностное начало (учитель) и дебилизирующего объект обучения, на самом деле отрабатываются методы и формы дистанционного психосоциоконтроля “верхов” над “низами”. Думаю, однако, эта схема провалится, прежде всего — в России. Борьба с регрессорами требует одну важную вещь: их ни в коем случае нельзя персонализировать, это не личности, а функции, биороботы Матрицы, внешне цивилизованные и порой благообразные орки. Но орк есть орк, то есть нечто своей воли не имеющее и подгоняемое чужой злой волей.

6.3. Разве христианство это не религия, созданная рабовладельцами для рабов?
     — В конечном счёте, если огрублять, спрямлять и определять нечто по социальной функции, то да, — Иисус, ясно, это о другом. Но ведь и Маркс — это одно, а марксизм — это другое, недаром Маркс говорил, что он не марксист. Интересно, что бы сказал Иисус о творцах системы христианства, не говоря уже о нынешнем состоянии последнего? Думаю, вспомнил бы своё “не мир, но меч...”. Впрочем, “рабовладельцев и рабов” можно поменять на “феодалов” и “крестьян”, “буржуа” и “пролетариев”. Христианская церковь просуществовала в трёх социальных системах — антично-рабовладельческой, феодальной и капиталистической (и даже в системном антикапитализме — СССР — сохранилась, правда, в модифицированном чекистами виде).

6.4. Согласны ли вы с тезисом, что исповедание чужой (пришедшей от другого народа) религии — это духовное порабощение?
    — Конечно, согласен. Это духовная диверсия, когда чуждый имплант интериоризируется, и некая система (этнос, государство) становится почвой для самореализации Чужих. Заёмные боги — это как кредит под очень высокий процент, только отдавать долг приходится не деньгами, а искорёженной исторической судьбой.

6.5. В лекциях Вы говорите: “Ордынский период был самым благоприятным для РПЦ”. Не привело ли принятие Ордой в XIV веке ислама к борьбе на уничтожение?
     — Не привело. Православные священники молились в церквях за басурманского царя, благоволившего к ним. А вот как только Орда ушла в небытие, русские властители сразу же взялись за церковь. Первые шаги в этом направлении сделал Иван III, продолжили — круто — Иван IV и — мягко по форме, но жёстко по содержанию — Алексей Михайлович. Ну а Пётр I привёл форму в соответствии с содержанием: патриархия была отменена, вместо этого учредили Синод, де-факто — министерство по делам церкви. Так что действия большевиков по отношению к церкви, если отвлечься от эксцессов Ленина и Троцкого, а также полутроцкиста Хрущёва, вполне в русле и традиции русской власти.

    В России со времён оболганного Ивана Грозного церковь всегда была при власти, самодержец был главнее церковных иерархов, которым в случае чего быстро указывали их место. Поэтому-то церковь и поддержала в 1917 г. февралистов, предвкушая свободу от верховной светской власти. Весьма недальновидно: вскоре большевики им это объяснили. Кстати, в это же время, только намного более зверски (латиноамериканский темперамент), мексиканские революционеры объясняли католическим священникам их историческую неправоту. Беда только, что в обоих случаях — русском и мексиканском — пострадало много ни в чём не повинных простых священников.

6.6. Годится ли нам православие в качестве государственной идеологии?
     — Православие не годится в качестве государственной идеологии по нескольким причинам.

     Во-первых, религия и идеология — принципиально разные формы организации идей; идеология по своей сути есть отрицание религии; совпадение функций в данном случае неважно.

     Во-вторых, как говорил В. Г. Белинский, русский мужик не религиозен, он суеверен. Кстати, до середины XVII в., до реформы Алексея—Никона (1666 г.) на русском православии лежал сильный отпечаток ведической религии. До этого поворота не было формулы “я — раб божий”, вместо этого — “отрок божий”, то есть потомок бога. Это типичная формула ведической религии славян, в которой боги — предки людей.

     В-третьих, в России под православием, как и под монархией, черту подвёл 1917 г. — vixerunt (отжили). Интересно, что как только после февральского переворота солдатам разрешили не ходить на молебны, более 80% перестали это делать — вот такой “народ-богоносец”.

    Вообще у нас представление о русском человеке сформировано несколькими писателями, которые русского мужика практически не знали. Это прежде всего Лев Толстой и Фёдор Достоевский, фантазии которых (в одном случае светлые, “дневные”, в другом — больные, “ночные”) мы принимаем за реальность. Читать-то в этом плане надо прежде всего Н. Лескова, отчасти Г. Успенского и А. Чехова, ещё от меньшей части — И. Бунина. Но это к слову.

     В-четвёртых, Россия — полирелигиозная страна, я уже не говорю о том, что у нас полно атеистов (вот я, например, атеист). А то, что бывшие коммунистические начальники со свечкой в церкви стоят, так это у них просто замена партбилета. Был партбилет, теперь вместо него иконка и свечка. Как говорил Аввакум, “ишо вчера был блядин сын, а топерво батюшко”.

    В-пятых, время религии во всём мире уходит; нынешний взрыв исламизма — явление политическое, это арьергардные бои.

7.1. Почему в соцлагере повсеместным явлением было недовольство жизнью и правительством?
     — Причин несколько. Во-первых, люди не ценили то, что имели. Они видели фотографии или кадры из западных кинофильмов — полные прилавки, 100 сортов колбасы и сыра, модная одежда; они сравнивали зарплаты. При этом они “забывали”, сколько на Западе уходит на уплату налогов (до 50%), “забывали” про платную медицину и образование, кредитное рабство, коротенький отпуск. А у себя “забывали” добавить к зарплате те расходы, которые несёт система по обеспечению бесплатной медицины, образования и многого другого. Когда после разрушения они это почувствовали, было поздно. Как говорится в Коране: “Пусть наслаждаются, потом они узнают!” Сегодня ясно: для России и Восточной Европы десятилетия социализма были лучшим и в плане благосостояния, и в плане исторической субъектности временем.
     Во-вторых, социализм — значительное более уязвимое для критики общество. Он постулирует социальную справедливость и равенство, а они-то как раз и нарушались в ходе развития социализма и превращения номенклатуры в квазикласс, удовлетворяющий свои материальные потребности в значительной степени на Западе. Это было явным противоречием реальности и прокламируемым идеалам. А вот капитализм (и постсоветская реальность в той же РФ, Чехии, Болгарии и т. д.), тем более, когда после разрушения социализма некого бояться и некого стесняться, как бы заявляет: да, у нас эксплуататорское общество, рынок, конкуренция — выживает сильнейший — это и есть свобода. Многие претензии, которые можно предъявить социализму, не могут быть предъявлены капитализму. Что можно сказать тому, кто постулирует: “Да, вот такое я дерьмо! Это норма!” И что тут скажешь? Иными словами, значительная часть недовольства в соцстранах — это недовольство нарушением принципов социализма и глупая уверенность, что это можно исправить инъекцией капитализма.
    Исправили? Стало лучше? Перефразируя Гоголя: “Ну что, сынку, помогли тебе твои пиндосы? Стала твоя родина вторым Пиндостаном?”
     В-третьих, почти всех жителей Pax Socialistica в той или иной степени раздражал СССР, раздражали русские — сильные всегда раздражают. Всех — по разным причинам: поляков — потому что мы их били и потому что, как бы они ни кичились, великой культуры не создали, а как были, так и остались (и остаются) задворками Запада, а Россия и великую культуру создала, и империю; многих — потому что легли под Гитлера, а русские не только не легли, но и хребет сломали Третьему рейху; у нас есть Победа — у кого в Европе ещё она есть?

    Русские — единственный славянский народ имперского типа, создавший успешную империю (сербы тоже имперский народ, но исторически по объективным причинам им трудно было добиться успеха). Это противопоставляет русских почти всем славянам, а также всем неимперским народам, оказавшимся в русской орбите, но так и не выработавшим исторической благодарности за то, что русские всегда защищали их от Запада, прежде всего от немцев, от волчьей тевтонской стаи. Поэтому прав был К. Леонтьев в своём скепсисе по отношению к “славянскому братству”. “Имперское братство” прочнее.

     Надо помнить об этом, когда к середине XXI в. под натиском миллионов арабов и негров Европа начнёт трещать и народ ломанётся в Россию за защитой. Нам надо будет “вспомнить всё” — без злорадства, но и без эмоций, только с трезвым расчётом. Хватит спасать неблагодарных, которые на второй день после очередного спасения плюют нам в спину и начинают косить “под Запад”. Когда я слышу, как те же поляки говорят “мы — Запад”, мне хочется сказать им: “Расскажите это немцам!”

7.2. Было ли это следствием плохой экономики?
     — Экономика — элемент системы; система (внеэкономическое распределение факторов производства, классовый интерес) определяет элемент, а не наоборот. К тому же экономика СССР и соцлагеря в целом не была плохой или слабой. Взглянем на цифры.
     До 1985 г., то есть до перестройки, СССР занимал второе место в мире и первое в Европе по производству промышленной продукции. В 1975 г. удельный вес СССР в мировой промышленной продукции составлял 20% (для сравнения: в 1999 г. США — 20,4%, Евросоюз — 19,8%); советский ВВП был 10% от мирового. В том же 1975 г. национальный доход СССР составлял 60-65% национального дохода США.

     Израильская разведка давала ещё большие цифры, согласно подсчётам израильских аналитиков, уровень жизни в СССР, включая платные и бесплатные услуги, а также так называемые неоцениваемые гуманитарные факторы (уровень преступности, социальной защищённости), составлял 70-75% от американского и имел тенденцию к сближению с ним.

    С 1970-го по 1975 г. доля отраслей, в наибольшей степени определяющих эффективность народного хозяйства (машиностроение, электроэнергетика, химическая и нефтехимическая промышленность), выросла с 31% до 36%; затем началась пробуксовка, но достигнутый к 1975 г. уровень был высоким. При этом за указанный период выпуск продукции машиностроения увеличился в 1,8 раза, в том числе вычислительной техники — в 4 раза (на рубеже 1960-1970-х годов были свёрнуты важнейшие направления в этой сфере, но не все, впрочем, отставание от США по ЭВМ нарастало стремительно), приборов, средств автоматизации и запчастей к ним — в 1,9 раза.

    В 1975 г. при населении 9,4% от мирового СЭВ давал более 30% мировой промышленной продукции и более 25% мирового дохода; СССР производил 60% промышленной продукции СЭВ.

      С 1951 по 1975 г. доля социалистических стран в мировой промышленной продукции увеличилась в 1,5 раза (с 20% до 30%), тогда как доля капиталистических стран снизилась с 80% до 50% (а США — с 50% до 22-25%).
     К этому следует добавить успехи советского сельского хозяйства 1985-1990 гг. и особенно 1991 г.: рост составил 9,8% по сравнению с 5,8% в предыдущей пятилетке.

    СССР обеспечил самые низкие цены на продовольствие в Европе. Потребление продовольствия на душу населения в 1990-1991 гг. достигло максимума в нашей истории XX в.: хлеб — 119 кг, мясо — 75 кг, рыба — 20 кг, молоко и молочные продукты — 386 л, яйца — 97 штук.

     1990-й и 1991 годы отмечены исключительно большим урожаем и ростом поголовья скота. А полки в магазинах при этом были пустыми — дефицит создавался сознательно, чтобы окончательно озлобить население городов против социализма, спровоцировать беспорядки. У колхозов сознательно не закупалась их продукция, вместо этого сельхозпродукция закупалась у канадских фермеров — в 5-6 раз дороже. Таким образом рушили и колхозы. Всё это делалось ещё и для того, чтобы запугать население угрозой голода, чтобы обосновать повышение цен. Последнее, представлявшее не что иное, как экспроприацию денег у населения, должно было лишить народ финансовых возможностей участвовать в приватизации, которую планировали для своих. Запугивание населения правительством и официальными СМИ осенью 1991 г. было, таким образом, важнейшей подготовительной акцией приватизации.
     На самом деле никакой угрозы голода не было, это была ложь, сходу разоблачённая специалистами, позже их правоту подтвердило ЦСУ. Гайдар настаивал на том, что полугодовая потребность страны в хлебе якобы составляет 25 млн тонн, а на конец 1991 г. в стране якобы имеется лишь 10 млн тон при месячном потреблении 5 млн тонн; отсюда вывод: через два месяца — голод и угроза гражданской войны. Именно на этом держится лживый либеральный миф о “Гайдаре — спасителе страны”.

     Действительность была совершенно иной. Гайдар сознательно считал хлеб с кормовым зерном, то есть месячное потребление — 2 млн тонн; к этому надо добавить имевшиеся 2 млн тонн из Госрезерва и 3,5 млн тонн зерна по импорту, которое должно было поступить в декабре 1991 — январе 1992 г., то есть до нового урожая в конце июля — начале августа 1992 г. этого более чем хватало.

     Но главная ложь Гайдара была даже не в 5 млн тонн ежемесячного потребления хлеба страной, а в том, что 26 млн тонн — это годовое, а не полугодовое потребление, что и подтвердил статистический отчёт 1992 г.

     Однако осенью 1991 г. ельцинской команде удалось протолкнуть свою ложь во все СМИ.

7.3. Возможна ли система, похожая на социалистическую, но с хорошей экономикой?
     — Я уже сказал, что социалистическая экономика не была слабой; более того, она была успешной, особенно в сравнении с капиталистической, как это парадоксально ни прозвучит.

     У нас, к сожалению, плохо представляют себе реалии экономики США в 1970-1980-е годы. Сейчас у нас не социализм — у нас хорошая экономика?

     В большей части капиталистического мира — плохая экономика и тяжёлая жизнь. Это признавали даже такие апологеты западнизма-капитализма, как Г.Явлинский и Е.Гайдар. Они фиксировали “жалкое состояние” и “застойную бедность” большинства капиталистических стран. Правда, рецепт успеха у них был странный: отказ от части суверенитета на пути евроатлантической интеграции, иначе — периферийность и бедность. Трудно сказать, чего здесь больше — заведомой лжи или непроходимой тупости. Ведь именно уступка суверенитета Западу, которая ведёт к диктату ТНК, и является причиной бедности и периферийности большей части капиталистических стран.

     Мир капитала — это мир бедности, причём растущей: в 2009 г. 1% населения владел 44% мирового богатства; в 2014 г. — 48%; в 2016 г. — 50%. В 2015 г. за чертой бедности (жизнь на менее чем 1,25 долл. в день) в мире жило 830 млн чел. (14% населения); ещё около 40% живут на 2 долл. в день. “Хорошая экономика” — в той части капмира, который грабит слабых (колонии, полуколонии) и штампует долларовые бумажки. Да, лишний раз подивишься, людей с каким уровнем интеллекта выбросила наверх перестройка и постперестройка. Впрочем, возможно, именно таких и подбирали для реализации полуколониальной схемы.

7.4. Дефицит и очереди — это непременный спутник социализма?
     — К сожалению, дефицитарность экономики — характерная черта социализма, в том виде, в котором он реально существовал в истории. У неё несколько экономических и политических причин. Это, во-первых, необходимость ускоренного развития военно-промышленного комплекса и поддержания военно-стратегического паритета с Западом при меньшем ВНП, чем у коллективного Запада. При этом надо помнить, что в соцлагере основная военная нагрузка ложилась на СССР, тогда как в НАТО военные расходы распределялись несколько более равномерно. Например, в 1975 г. военные расходы Варшавского договора - 110,3 млрд долл., из них СССР — 99,8 млрд; НАТО — 184,9 млрд, из них США — 101,2 млрд; 1980 г. соответственно 119,5 млрд и 107,3 млрд и 193,9 млрд и 111,2 млрд. Естественно, что такие страны, как промышленно развитые ГДР и Чехословакия, сталкивались со значительно меньшим дефицитом. Что касается Польши, Румынии, Венгрии и Болгарии, то это были исходно очень бедные страны. Сейчас во всех названных странах дефицита нет, а люди живут намного хуже.
     В СССР в 1990 г., т. е. накануне краха системы, когда нас убеждали, как всё плохо, и стращали грядущим голодом, потребление мяса и мясопродуктов составило 78 кг на душу населения (импорт — 13%), а спустя 15 лет в РФ — 57 кг (импорт — 35%). Так что не всё нужно мерить дефицитом как изолированным показателем. Во-вторых, конечно же, у дефицита были экономические причины, связанные со спецификой социализма как системы, — неповоротливая административная система, отсутствие совершенствования социалистических методов планирования; так, в СССР плановая экономика де-факто прекратила своё существование в 1972-1973 гг. и на смену ей пришла согласительная экономика, которую пытались “лечить” капиталистическими методами. Долечились. В-третьих, дефицит, плохо совместимый с экономической жизнью системы, был создан в СССР искусственно в 1989-1990 гг. посредством реализации закона о госпредприятии (принят 30 июня 1987 г., для всех предприятий вступил в силу с 1 января 1989 г.). Согласно этому убийственному для экономики СССР закону, большое число предприятий получило право непосредственного выхода на мировой рынок, т. е. была де-факто ликвидирована монополия внешней торговли. Товары этих предприятий реализовывались на мировом рынке за доллары; затем внутри страны доллары обменивались на рубли и возникала огромная рублёвая масса, не обеспеченная товаром. В СССР со времён кредитной реформы 1930-1932 гг. жёстко поддерживалось равновесие между товарной массой и денежной массой, между налом и безналом. Действие закона о госпредприятии уже в 1989 г. сломало эту систему, и население бросилось сметать с полок всё, что было в магазинах. В 1990-1991 гг. иные ретивые “демократы” открыто призывали создавать дефицит для озлобления масс против системы, против социализма, в качестве спасения от которого подсовывалась “рыночная экономика”, т. е. капитализм.
     Вообще нужно сказать, что мы до сих пор живём мифами — о себе самих, о Советском Союзе, о дореволюционной России, о наших исторических деятелях. После 1991 г. на щит вдруг встали поднимать совершенных неудачников, делать из них фигур исторического масштаба — Александра II, заложившего фундамент революций 1905 и 1917 гг., П. А. Столыпина, Николая II. Всё это проецируется на сегодняшнюю действительность и, будучи основано на плохом знании истории, чревато негативными практическими результатами.
Пример: создали Столыпинский клуб (которому, кстати, поручали разработку программы экономического развития РФ). Клуб имени Столыпина. Организаторы, по-видимому, исходят из того, что это был успешный государственный деятель, решивший задачи, которые стояли перед страной. Ну как же: вспоминаются слова Петра Аркадьевича о “великой России” и т. п. Однако если бы “столыпиноклубники” лучше знали историю, то, скорее всего, засомневались бы: как яхту назовёшь, так она и поплывёт. Одно дело — “Победа”, другое — “...беда”. По-видимому, клубникам импонирует то, что Столыпин хотел провести массированную приватизацию земли (причём принудительную) и разрушить коллективное хозяйство. Это вполне в духе ельцинщины, схем Гайдара — Чубайса и их заокеанских кураторов. Вот только с результатами столыпинской реформы — облом. Реформа не остановила падение всех показателей на душу населения, напротив, она их ускорила, и обнищание крестьянства центра страны приобрело катастрофический размах.
     Первый сельскохозяйственный съезд, состоявшийся в Киеве в 1913 г., зафиксировал: большинству крестьян реформа ничего не дала — провалилась. Временное правительство в 1917 г. признало столыпинскую реформу несостоявшейся. Показательно, что к 1920 г. в ходе Гражданской войны крестьяне вернули 99% земли в общинную собственность — ответ крестьян Столыпину.
     Столыпин — типичный реформатор-неудачник, его деятельность — это не победа, а беда, в том числе и для того строя, интересы которого защищал Столыпин и существование которого стремился продлить.
     Ещё более плачевными были политические результаты реформы. Стремясь разрушить общину, Столыпин превратил самый массовый слой наивных монархистов-консерваторов, коими были крестьяне, в аграрных революционеров. А о том, что произошло бы с Россией, если бы Столыпин не оказался горе-реформатором, вообще страшно подумать. В этом случае революция в России произошла бы году эдак в 1912-м или 1913-м, поскольку в город оказались бы выброшены 20-30 млн лишившихся земли крестьян, которые не нашли бы в городе никакой работы. Вот тут-то и шарахнуло бы, причём намного круче, чем в 1917 г. Столыпин — против своей воли — и так приблизил революцию, но он мог бы приблизить её ещё больше.
    И закрадывается мысль: а может, “столыпиноклубники” всё это знают и тайно симпатизируют революции? Имеют какие-то идеи на этот счёт? Скорее всего — нет. Но тогда — срочно школьный учебник по истории в руки.
     Это лишь один пример того, к каким казусам приводит плохое знание собственной истории, а примеров таких много.

8. Геоклиматические катастрофы:

8.1. Это случайность или реакция разумной планеты (а то и Космоса) на разрушение ее человеком?
     — Геоклиматические катастрофы происходили и до появления человека. Даже сегодня масштаб деятельности человека ещё настолько невелик, что на глобальную геоклиматическую катастрофу не потянет. Не надо слушать недобросовестных экологов. Но природу охранять надо, в том числе от человека. Что касается термина “разумный”, то вряд ли он применим к планете. Я бы предложил: организованная целостность, ориентированная на поддержание равновесия, т. е. самосохранения, и устраняющая любые элементы, угрожающие целому. Внешне это выглядит как разумное поведение, но это нечто другое — не хуже и не лучше — другое.

8.2. Серьезность отношения к ним западной элиты — это проявление того, что они больше нас знают о том, как функционирует природа?
     — Во-первых, больше знают, западные элиты старше нашей. Во-вторых, они лучше организованы, они укоренены в своей истории. Наши “элиты” — допетровская, петербургская, советская — существовали относительно недолгий срок, чтобы стать действительно элитой. К тому же у нас господствующие группы никогда не были самостоятельными, представляя собой функциональные органы власти, а элитарность — это всегда субъектность.
     Исследования о возможности геоклиматической катастрофы ведутся на Западе в закрытом режиме последние 50-60 лет. По моей информации, в середине 1980-х годов у западных исследователей возникла уверенность в том, что в Западном полушарии в конце 1990-х годов произой катастрофа и что единственной стабильной зоной будет территория СССР. В начале 1990-х годов тревога улеглась, сроки отодвинулись, но сама угроза геоклиматической катастрофы никуда не делась.

8.3. Считаете ли вы возможным мнение, что наша планета сама стирает тупиковые ветви развития, будь то динозавры или бесперспективные цивилизации (“Молот Люцифера”)?
     — Вполне возможно. Планета — целостная система.

9. Согласны ли вы с тем, что современное общество похоже на больной раком организм, лишенный вдобавок чувства боли?
     — Согласен, но чувство боли есть, оно проявляется уродливо — в кривлянии, например. Эта боль корёжит, даже уродов и социопатов. А что касается вашей метафоры, то мне порой кажется, что есть огромная опухоль, с краю которой примостилось то, что осталось от здорового общества. Тут поневоле вспомнишь о “бритве Оккама”.

9.1. Верхи не испытывают дискомфорта при попадании низов в тяжелое положение.
     — Верхи, как правило, вообще бесчувственны по отношению к низам, особенно те верхи, которые вчера вылезли из грязи, которые по своей сути — антиаристократичны, рвань. Достаточно вспомнить недавнюю историю, когда очередная группа “аристократов из помойки” требовала оградить их “Патрики” от “шариковых” из спальных районов Москвы. Люди не понимают, что своим социальным расизмом сами разжигают классовую ненависть, которая потом ударит по ним или по их детям. Им бы Джона Донна почитать: “Не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по тебе”.

9.2. Низы не имеют свободы манёвра для выхода из тяжелого положения.
     — Социальный триумф низов — редчайшая вещь в истории. СССР был в течение нескольких десятилетий триумфом простонародья, однако с середины 1950-х годов народный социализм сталинской эпохи начал превращаться в “номенклатурный социализм” столоначальников, которым уже с конца 1960-х годов очень захотелось интегрироваться в мировую капиталистическую систему; то, что они были хозяевами мировой социалистической системы, их не вдохновляло.
     Причём мировая капсистема ассоциировалась у многих из этих людей, равно как и у их постперестроечных наследников, со сладкой и красивой жизнью, нередко — в её наиболее вульгарном варианте. Это очень напоминает мне мечты бандита Джона Колорадо из фильма “Золото Маккены”, бережно хранящего пожухлую газету “Парижская жизнь”, в которой изображены канканирующие девицы, богатые кабаки и их завсегдатаи. “Парижская жизнь” — доминанта его поведения.
     Те, кто разменял мировую соцсистему, альтернативную капитализму, обижаются, что им не зарезервировали место в центре капсистемы. Болезные, раньше вы были хозяевами Большой Системы; согласившись же на “запись в буржуинство”, т. е. на включение в другую Большую Систему в качестве её элемента, вы согласились на положение хозяйчиков малой системки, превратив в неё Большую. Целое определяет элемент, а не наоборот. Хозяйчик не может сидеть рядом с хозяином, для которого он лишь приказчик. Это с хозяином Большой Системы СССР хозяева Запада были на равных, а теперь — excuzes nous (извините нас). Вышло по Тимуру Кибирову: “Мы сами заблевали тамбур. / И вот нас гонят, нас выводят”. Даже со впадающим в маразм Брежневым ни один западный лидер не позволил бы себе разговаривать так, как с поздним Горбачёвым или Ельциным.

10. Современный капитализм — это мельница по перемалыванию ресурсов и спускания их в помойку. Многие из этих ресурсов невосполнимы.
     — Нынешний капитализм и есть помойка. Один из его символов — это инсталляция с фекалиями, драными джинсами и ажурным женским бельём.
 
10.1. Возможна ли плановая бескризисная экономика, ориентированная на удовлетворение человеческих потребностей?
     — Едва ли. Неравновесность и нелинейность — имманентные качества живой природы; “вечный покой сердце вряд ли обрадует, вечный покой для седых пирамид”. А если говорить о наступившем столетии, то это вообще будет глобальный “бунташный век”, нестабильность и кризисы — его норма.

10.2. Возможна ли ресурсоориентированная экономика, где финансы займут положенное им подчиненное место?
     — Конечно, возможна. Взбесившиеся финансы — это признак смертельной болезни капитализма, его “поцелуй смерти”. Ни в одной социальной системе, кроме капитализма, причём только на его поздней, летальной фазе, мы не видели настолько всеохватывающей власти — даже не денег, а чего-то странного, ведь деньги по сути отмерли. Если ты можешь напечатать сколько угодно ничем не подкреплённых бумажек, то это значит, что ни одной из пяти базовых функций денег у этих бумажек нет. Это нечто вроде очага, нарисованного на холсте.

10.3. Что помешало Леонтьеву создать теорию такой экономики?
     — Не знаю. Может, время не пришло; может, интересы были в другом; может, США — не лучшее место для разработки такой теории.

11. Любая наука ценна базирующимися на ней предсказаниями. Какие предсказания может предложить историческая наука сегодня?
     — Историческая наука ничего предложить не может. Предлагают люди, т. е. историки, а они, как правило, занимаются прошлым, причём чаще всего описывают его мелкие кусочки. Научную историю — историологию — ещё только предстоит создать.
   Прогноз на ближайшее будущее прост: капитализм умрёт, он едва ли доживёт до середины XXI века и уж точно не доживёт до начала XXII века. Умирать он будет некрасиво и кроваво. Значительная часть планеты варваризируется. Белых людей на ней станет заметно меньше, и им предстоит сражаться насмерть, чтобы остаться в истории, но — сами виноваты, что допустили такую ситуацию. Уже сейчас детей, прежде всего мальчиков (из них вырастут мужчины), нужно воспитывать для жизни в условиях военного времени: “Хочешь мира — готовься к войне”. И воспитывать нужно на примере не педерастов и проституток, а на героических примерах. Обратите внимание: с экранов исчезла героика, из школьных кабинетов исчезли портреты пионеров-героев.
     Идеология и религия останутся в прошлом, их место, скорее всего, займёт магия, тесно связанная с высокими технологиями, прежде всего когнитивными. Уровень культуры общества в целом будет падать. Фамильные библиотеки станут роскошью, но волевой интеллект и знания в футуроархаическом мире будут цениться весьма высоко. Совет родителям: всерьёз занимайтесь образованием детей, не позволяйте ЕГЭизированной школе превращать их в космополитичных дебилов.
     Если не произойдёт катастрофы, то на рубеже XXI—XXII вв. ситуация стабилизируется и возникнет новая социальная система, весьма далёкая от той, что описали великий Иван Ефремов в “Туманности Андромеды” и ранние Стругацкие в книге “Возвращение. Полдень, XXII век”. Какая конкретно система — это зависит от того, кто и как в XXI в. победит в борьбе за будущее. Вывод: растить надо победителей. Впрочем, всё может изменить геоклиматическая катастрофа или, например, огромный астероид, как это произошло 65-70 тыс. лет назад, когда от человечества осталось несколько тысяч, если не сотен людей, проскочивших сквозь “бутылочное горлышко” Истории. Мы — их потомки. Не исключено, что (условно) внукам наших внуков придётся пережить катастрофу такого рода. Это не значит, что нужно быть пессимистами, наоборот. Как учил великий марксист XX в. Антонио Грамши: “пессимизм разума, но оптимизм воли”. Или как говорил герой рассказа Д. Олдриджа “Последний дюйм”: “Человек может всё, если только не надорвёт пупок”. Чтобы смочь, надо иметь силу; чтобы не надорвать пупок — ум. Вкупе с пониманием тенденций мирового развития — это мощнейшая триада, необходимая для Победы. Вперёд, к Победе!

Беседу вёл О. Морозов

Источник: http://khazin.ru/articles/11-analitika-i-prognozy/28942-andrei-fursov-mir-buducshego-beseda-s-istorikom

Исходник: http://www.nash-sovremennik.ru/archive/2016/n10/1610-22.pdf

    Острая ситуация в стране может призвать на престол диктатора

Беседа вторая

Россия не построила капитализма, но «чахнет от его язв», считает известный историк Андрей Ильич Фурсов. После уничтожения СССР верхи вернули 50% богатства 1% населения, восстановив привычную для них норму. Андрей Ильич Фурсов предположил, что вырваться за пределы неолиберального курса можно, лишь создав концепт новой опричнины, но Путин пока занят банальными кадровыми перестановками.

«ТО, ЧТО У НАС НАЗЫВАЮТ ТЕРРОРОМ 1937 ГОДА, БЫЛО ПО СУТИ РОТАЦИЕЙ КАДРОВ, ЖЕСТОКОЙ, В ДУХЕ ЖЕСТОКОГО ВРЕМЕНИ».

— Андрей Ильич, нашумевшие кадровые перестановки Владимира Путина: смещение главы президентской администрации Сергея Иванова, замена министра образования Дмитрия Ливанова на консервативного историка Ольгу Васильеву, отставки и назначения целого ряда людей — не есть ли это переход к "новой опричнине", о которой Вы давно говорите? На первый план выходят люди, которые раньше были мало известны, в то время как столпы режима постепенно растворяются в тени, оставляя «вечного Путина» в обновленном окружении чистых «исполнителей»...
     — Нет, это, конечно же, не новая опричнина, ничего общего. Это обычные перестановки, которые бывают в разных странах. Опричнина — это целая программа переустройства. Никакой программы переустройства сейчас нет. По крайней мере, я ее не вижу.

— То есть это обычные кадровые перестановки и не более?
      — То, что мы видели в последнее время, когда были сняты с должностей около десятка высокопоставленных чиновников, затем отставка Сергея Иванова и пр., никакого отношения к новой опричнине не имеет. Историческая опричнина — это целая программа: страна делилась на две части («государеву светлость опричнину» и земство — прим. ред.), создавались принципиально новые организационные формы. Опричнина как чрезвычайный орган надстраивалась и над Боярской думой, над существующей институциональной системой, поскольку эта система не решала те задачи, объективно стоявшие перед страной, которые надо было решать для того, чтобы страна сохранилась и становилась сильнее. То, что мы видим сейчас, — это обычные кадровые перестановки, которые часто бывают во всяком государственном аппарате, особенно накануне выборов. Но никакие новые структуры при этом не возникли, повестка дня не изменилась.

— Но ведь в отставку уходят люди, с которыми у Путина есть общее прошлое, которые помнят его допрезидентский период. Разве не то же самое происходило, когда Сталин постепенно выдавливал из политической жизни ленинскую гвардию, когда Иван Грозный расставался со своей «Избранной Радой», определившей первый период его правления? На смену старым кадрам приходят те, для кого Путин — это прижизненный памятник самому себе, относительно молодые исполнители вроде Антона Вайно. Если это еще не опричнина, то, возможно, вектор движения в этом направлении?
      — Вектор в сторону опричнины — это заявленная программа, а уже потом под нее подбирают людей. А когда просто перебирают людей — это совсем другое. У Ивана Грозного это так и называлось: «перебрать людишек». А то, что уходят люди, которые когда-то хорошо знали действующего президента, — ну что ж, все когда-то заканчивается. Как говорили древние римляне: Nihil dat fortuna mancipio — «Судьба ничего не дает навечно».

— К опричнине как историческому явлению у нас еще недавно относились исключительно отрицательно. Последний кирпичик в либеральную библиотеку об опричнине положил писатель Владимир Сорокин, написав свой сатирический «День опричника». Что касается другой точки зрения на опричнину, то в новейшей историографии она представлена в основном вашими трудами.
      — Я бы все-таки не стал относить писателя Сорокина к концептам опричнины — это все же литература, причем, на мой взгляд, довольно убогого качества. Либеральный концепт опричнины — это, например, Василий Ключевский, который видел в опричнине «лишь паранойю царя», что довольно странно для историка такого уровня. Целый ряд историков тоже к ней неважно относились.

— Был еще Карамзин, открывший для либерального читателя XIX века инфернальный образ Ивана Грозного, писатель одним из первых создал негативный миф об опричнине.
      — Я Карамзина не считаю историком. Карамзин — это публицист, который внес свой вклад в фальсификацию русской истории. Это человек, который, по-видимому, хотел угодить Романовым, точнее, той династии, которая правила в России под этим именем с середины XVIII века. Схема проста: «кошмарный предпоследний Рюрикович — добрые Романовы». Карамзин вообще много чего напридумывал, например, «Ярослава Мудрого». Князь Ярослав Владимирович (сын Владимира Крестителя — прим. ред.) на самом деле не был ни мудрым, ни мужественным. Карамзин — большой мифотворец. Если бы я захотел оскорбить его, я бы сказал, что это такой Радзинский начала ХІХ века. Но все-таки Карамзин не Радзинский, поэтому воздержусь.
      Что касается предпосылок опричнины, повторю: предпосылки опричнины — программа, новые организации, а потом люди. Людей можно сколько угодно менять без всякой опричнины. Если говорить о самой идее опричнины — это чрезвычайная организация, которая выполняет ту функцию, которую не выполняли, не смогли выполнить институты. То же самое: то, что у нас называют террором 1937 года, одним террором не ограничивалось, террор — форма, в которой это явление протекало. Но суть-то заключалась в том, что это была форма ротации кадров, жестокая, в духе жестокого времени. Другое дело, что страна всего лишь два десятилетия как оправилась от гражданской войны, и тот человеческий материал, который ротировался, и действовал в духе гражданской войны, пусть холодной гражданской войны, но со всеми привычками и жестокостями того времени. Однако если посмотреть на содержание, то это была ротация кадров, избавление от коррумпированных и негодных чиновников, происходившая в духе эпохи и по ее законам.

«НАЧАЛСЯ ПРОТИВОПОЛОЖНЫЙ ПРОЦЕСС — ОГРАБЛЕНИЕ ВЕРХАМИ НИЗОВ»

— Мы тоже едва выросли из 90-х годов, из «криминальной революции». Возможен ли сегодня «бархатный» вариант новой опричнины или же мы в любом случае будем иметь дело с жестким сценарием?
      — Прогнозировать — дело очень неблагодарное. Суть в том, что все зависит еще от социальной структуры, от того, в каком обществе реализуется та или иная программа. Если изменения будут происходить сверху, то в нашей ситуации это может быть, скорее, «бархатный» сценарий. А вот если «бархатные» изменения сверху не произойдут, то я опасаюсь, что будут не совсем «бархатные» изменения снизу. Поэтому, как говорил император Александр II (передаю смысл), лучше отменить крепостное право сверху, нежели дожидаться того времени, когда оно само собою начнет отменяться снизу. Коррупционеров и негодных чиновников лучше убирать «бархатным» способом: может, давая им «золотой парашют», может, не давая, может, кому-то нужно давать не «золотой парашют», а срок. Но в любом случае это должно быть в рамках закона и желательно без крови. Правда, в истории все попытки ее обмануть до сих пор заканчивались плохо. Если, например, «революция сверху» либо прекращалась на полпути, либо просто была обманом, возмездие следовало в обязательном порядке. Достаточно вспомнить судьбу Александра II и его внука.

— Вы различаете три исторические модели опричнины: Ивана Грозного, Петра Первого («питерский вариант») и Сталина. Путин и его окружение — питерцы, и им, наверное, более близка западная модель. Или «поворот на Восток», о котором много говорится, уже происходит, в том числе и в области формирования модернизационной модели?
      — Уточню: у Сталина не было опричнины, но он активно использовал опричный принцип в духе схемы Ивана Грозного. У Петра Первого при сходстве формы было нечто другое, и дело не в «западном» или «восточном» повороте, а в том, работает ли «чрезвычайка» на решение общенациональных задач или главным образом служит целям обогащения группы околотронных холуев. Так что «питерский вариант» опричнины, о котором я писал, только по форме западный, главное же отличие опричнины Ивана Грозного и использования опричного принципа Иосифом Сталиным от того, что делал Петр I, заключается в другом. Иван и Иосиф очень жестко подавляли олигархию и не позволяли верхушке воровать. А вот Петр Первый по необходимости позволял — у него не было других людей под рукой. Неслучайно он сказал своему сподвижнику Толстому, потрепав его по голове: «О, голова, голова, когда бы ты не такая умная была, срубил бы я тебя». Как известно, другой соратник царя-реформатора, Александр Меншиков, наворовал почти треть национального дохода России. Но Петр смотрел сквозь пальцы на воровство олигархов, и этим питерская опричнина отличалась от опричнины Ивана Грозного и от использования опричного принципа Сталиным. Подчеркиваю: использования принципа, потому что у Сталина ведь не было своей опричнины, но он заставлял институты действовать так, как будто они были чрезвычайной комиссией. Так что дело здесь не в западоцентричности или востокоцентричности. Та форма власти, которую реализовывал Сталин, вполне может внешне квалифицироваться и как западоцентричная, потому что все происходило в рамках партийной организации: ВКП(б) формально считалась партией, хотя партией она, конечно же, не была.

— Однако то, что вы говорили о питерской опричнине, очень напоминает многие фигуры из окружения нынешнего российского президента. Может быть, это неслучайно, это что-то почти генетическое...
      — Это вряд ли генетика, я думаю, это было бы слишком просто: и эпоха другая, почти 300 лет прошло, и задачи другие. Другое дело, что в опричнине Петра было много случайных людей, их вынесла эпоха «наверх» так же, как много случайных людей появилось в нашей верхушке в девяностые-нулевые годы. Представьте себе, кем могли бы быть тот же Анатолий Чубайс или Егор Гайдар, если бы Советский Союз не разрушился, сохранился. Гайдар так бы и сидел в журнале «Коммунист» и ругал бы западную экономическую теорию. А Чубайс организовал бы цеховое производство или торговал цветами. Но изменилась ситуация, и эти люди оказались выброшенными наверх. Как говорил индийский философ Свами Вивекананда: «Революция — это время шудр». Шудры в Индии — это низшая каста (выше их по положению считаются брахманы — жрецы, кшатрии — воины и вайшьи — земледельцы — прим. ред.), но именно шудр выбрасывают наверх революционные изменения. Кстати, в петровское время очень многих людей низшего слоя выбросило наверх, того же Меншикова (говорят, что будущий герцог торговал на Москве пирожками, как Чубайс в Питере — цветами — прим. ред.). И завершил Меншиков свой путь тоже внизу, правда, он достойно завершал: не скулил, не просил прощения. Тем не менее в 1727 году его выбросили из обоймы, более того, даже те деньги, которые он когда-то наворовал, его семье пришлось отдать для того, чтобы выбраться из Березова (город в Сибири, место ссылки герцога). Потому что Бирон, человек императрицы Анны Иоанновны, предложил семье Меншикова после его смерти сделку: дочь Меншикова выходит замуж за сына Бирона, но в качестве приданного она принесет те деньги Меншикова, которые он разместил в голландских банках. Что было и сделано.
      Правда, Бирону это не помогло. Во власть пришли случайные люди, или, как их называли в XVIII веке, «припадошные» люди («припадок» по старорусски — это «случай»). Вот эти «припадочные люди» приходили и переходили из структуры в структуру, пока система не отстоялась, пока не появились екатерининские вельможи, и внешне все приняло благопристойный вид. Но, повторяю, только внешний. У нас сегодня, однако, нет десятилетий, которые были отмерены России от Петра Первого до Екатерины Второй, все меняется очень быстро, и эпоха совсем другая, XVIII век был относительно спокойным, а мы живем совсем в другое время.

— Но как в это другое время России перестроиться, избавившись от коррупционеров и негодных чиновников? Можно ли это сделать в рамках одной модели, одного окружения, одной команды, которую мы сейчас видим в Кремле?
      — Думаю, что в рамках той модели, которая была выбрана в 1991 году, не только невозможно выбраться из ситуации — в рамках нее можно только проиграть. Обратите внимание: неолиберальный курс в мире сворачивается не потому, что он плохой, а потому, что он отработал свое. Тот курс, который неудачно назвали неолиберальным и который стартовал на Западе с приходом к власти Маргарет Тэтчер в Великобритании и Рональда Рейгана в США, означал очень простую вещь — глобальный передел доходов. Если с 1945 по 1975 год с помощью «государства всеобщего благоденствия» (welfare state) шла перекачка небольшой части доходов от «верха» вниз к среднему слою и верхушке рабочего класса, то в середине 1970-х годов вся эта ситуация закончилась и начался противоположный процесс — ограбление «верхами» «низов» («низы», поскольку, с точки зрения «верха», средний слой и рабочая верхушка — это все равно «низы»). Так длилось несколько десятилетий.
     Кстати, поздняя горбачевщина и ельцинщина полностью попадают в створку этих процессов. Собственно, к чему привела неолиберальная революция, точнее, контреволюция на Западе? Она восстановила привычную норму, «нормальные» (с точки зрения неолибералов) соотношения между той собственностью, которая есть у богатых, и той, что есть у бедных. Недавно у нас была переведена на русский язык книга французского экономиста Тома Пикетти «Капитализм в XXI веке», где автор четко зафиксировал, что норма для капитализма — это когда 1 процент населения контролирует 50 и более процентов богатства. Эта норма была нарушена капитализмом только один раз — с 1945 по 1975 год.
    В значительной степени нарушению нормы способствовало то, что существовал Советский Союз. Западная верхушка понимала, что ей нужно умиротворять своих «пролов и мидлов», чтобы они не голосовали за левые партии. А как только СССР был уничтожен комбинированным ударом изнутри и извне, все вернулось на круги своя, причем очень быстро. За четверть века норма восстановилась.
      Сейчас появляется целый ряд интересных исследований по распределению богатства, власти и собственности на Западе. В 2013 году два историка — англичанин и американец — написали работу, в которой проанализировали, как распределили власть и собственность в Англии с 1180 по 2012 год, от Ричарда Львиное Сердце до Дэвида Кэмерона. И оказалось, что весь этот период, на протяжении 28 поколений, власть и собственность в Англии принадлежит одному проценту населения и в основном этот процент составляют родственники, ближние или дальние. Поэтому все разговоры социологов — западных и наших прикормленных компрадорских — о том, что с капитализмом и промышленной революцией горизонтальная мобильность меняется на вертикальную и появляется меритократия (власть, даруемая по способностям и заслугам, — прим. ред.), — это «рыжий все на публику»

«ЕСЛИ ПРАВЯЩИЙ КЛАСС — ЭТО КОМБИНАЦИЯ ОБОРВАНЦЕВ, НОМЕНКРАТУРЫ И КРИМИНАЛА, ТО ЭТО НЕ ПРАВЯЩИЙ КЛАСС, А ТАК — ИЗ ПОДВОРОТНИ ВЫБЕЖАЛИ»

— В России соотношение между богатством и бедностью, наверное, ещё разительнее.
      — У Маркса была такая фраза: «Язычник, чахнущий от язв христианства». Так же и мы. Россия до сих пор не является, строго говоря, капиталистической страной. А вот язв капитализма у нас побольше, чем в капиталистических странах, и богатства у верхушки у нас тоже побольше, чем в капиталистических странах. Разумеется, не в абсолютном измерении, а в относительном, то есть по критериям децильного коэффициента, индекса Джини и т. д. Это при том, что, повторяю, РФ не является капиталистической страной, и не только потому, что Россия — имманентно некапиталистическая страна. Есть еще один политэкономический фокус. Дело в том, что появлению капитализма в Западной Европе предшествовал процесс первоначального накопления капитала, который Карл Маркс исследовал в 24-й главе 1-го тома «Капитала». Первоначальное накопление капитала — это не капиталистическое накопление, а то, что ему предшествует в качестве необходимого условия. Первоначальное накопление капитала — это ограбление тех, у кого есть собственность, для того чтобы появилась собственность, которую можно трансформировать в капитал. Это огораживания в Англии, это пиратские набеги англичан на испанские владения в Южной Америке и многое другое. И только когда в ядре докапиталистического общества заканчивается первоначальное накопление — стартует капиталистическое накопление. Но это в ядре. А на периферии или полупериферии эти процессы развиваются синхронно. Причем первоначальное накопление очень часто забивает капиталистическое накопление, препятствует ему. Именно это и происходит у нас с 1991 года.
      Смотрите, приходит новый губернатор в области или новый мэр в городе. С чего он начинает? Чаще всего он или его люди начинают отнимать имущество и бизнесы у родственников прежнего губернатора или мэра, идет передел собственности, происходит самовоспроизводящийся передел, самовоспроизводящееся первоначальное накопление, рядом с которым существует капиталистическое, но оно зависимо от этого первоначального накопления. Потому что собственность в России всегда была, есть и будет зависима от власти. Собственность в России — это функция власти, и в этой ситуации капитализм может быть только внешним, бандитским и очень-очень некрасивым.

— Это какой-то родово-племенной семейный капитализм, ограниченный небольшим кругом семей.
      — Дело в том, что это вообще не капитализм. Капитализм — это очень сложные юридические и социально-экономические отношения. Это труд, реализующий себя в качестве самовозрастающей стоимости. Для того чтобы все группы, у которых в руках оказался капитал, превратились в капиталистов, должно пройти время, должен возникнуть определенный тип сознания. И даже на Западе не все так просто в этом отношении. Например, в Западной Германии 70 процентов промышленности напрямую или через поставных лиц принадлежит аристократии. Мы живем мифами о капитализме, о том, что буржуазия победила аристократию. Ничего подобного. После революции 1848 года в Европе буржуазия и аристократия договорились, еще раньше они договорились в Англии в результате «Славной революции» 1688 года. В этом и заключается сложность и сила правящего класса на Западе — это комбинация аристократии и буржуазии. А если правящий класс — это комбинация оборванцев, экс-номенклатуры и криминала, то это не есть правящий класс, это так — из подворотни выбежали, к тому же отъелись несвойственной им пищей, как сказал бы Эрнст Неизвестный.

— Возвращаясь к Путину: сможет ли он дистанцироваться от прежних соратников, от тех, кто «выбежал из подворотни», и от их неолиберального курса?
      — Не знаю. На этот вопрос может ответить только один человек — Путин, если захочет, разумеется.
     Меня вот недавно спрашивали журналисты: а кто должен проводить изменения сверху? Я отвечал, что, поскольку власть в России носит централизованный характер, поэтому — генсек, царь или президент. И читатели тотчас же начали комментировать: дескать, опять человек дует в путинскую дуду и думает, что Путин все решит. Многие все-таки у нас читать совершенно не умеют. Имя Путина вообще не было произнесено — речь вообще шла не о конкретном человеке, а о принципе власти. Революции сверху могут происходить только сверху, только первое лицо их может инициировать: Иван Грозный, Петр Первый, Александр II, Сталин, Хрущев, условно говоря.

— Революция сверху для России — это наиболее эффективная и проверенная модель.
     — Знаете, лучше вообще без революций, но без революций не получается — ни в России, ни за рубежом, причем именно из-за тупости власти и господствующих классов. Вообще, в истории была лишь одна революция почти бескровная и удачно хитрая. Кстати, это единственная по-настоящему буржуазная революция: я уже упоминал её — 1688 год, когда Оранская династия (в лице Вильгельма Оранского) пришла к власти в Англии. Эта революция была следствием того, что Голландская и Английская Ост-Индские компании решили сделать то, что на экономическом языке называется merger — «слиться». А для того, чтобы слиться, нужно, чтобы в Англии воцарилась новая династия. Они и провели эту «Славную революцию» практически бескровную, и это была единственная буржуазная революция в истории человечества.

     Потому что ни Великая французская революция, ни революция Оливера Кромвеля на такую роль претендовать не могут. Кромвелевская революция вообще была антибуржуазной, а рассуждения о её буржуазной экономической подкладке — это миф, который выковали о буржуазных революциях либералы, а марксисты подхватили. Показательно, что и французская революция 1789 года произошла не в буржуазном Лионе, а в небуржуазном Париже. Так что с буржуазными революциями все очень непросто. К сожалению, мы живем в мифологизированной либерально-марксисткой реальности, и это при том, что я отношусь с большим уважением к марксистской традиции. Но вот эта схема насчёт революций, насчет буржуазии... У нас часто преподносят эти события так, что буржуазия неизменно оказывается в центре, хотя она находится в центре не сама по себе, а в единстве с монархией и аристократией, которые никуда не делись. Тот факт, что некоторых монархов казнили, не меняет общей ситуации. Это такой триумвират, ну еще плюс закрытые структуры власти.

«СЕЙЧАС СТАЛИНЫМ НИКТО НЕ МОЖЕТ СТАТЬ»

— Видите ли вы какие-нибудь предпосылки к тому, что настоящая бескровная революция произойдет и в нашей стране?
     — Вообще, политики устроены так, что они в значительной степени реагируют на обстоятельства. Правда, великие правители творят обстоятельства, но и они чаще реагируют на них. Здесь очень многое зависит от обстоятельств. Есть такой эпизод в одном из лучших политических романов XX века «Вся королевская рать» Роберта Пенна Уоррена. Главный герой Вилли Старк, губернатор, выступает перед народом и кричит (передаю смысл): «Дайте мне топор — и я зарублю этих жуликов, олигархов». И близкий к нему человек, Джек Берден, после этого митинга спрашивает у губернатора: «А ты действительно мог бы схватить топор?» Тот: «Черт его знает! Но если бы в тот момент мне дали топор, то не знаю». Поэтому очень сложно сказать, что хочет сделать какой-либо политик в тот или иной момент. Кроме того, любые политики, особенно главы государств, — это на самом деле сильно ограниченные в своих возможностях люди. Потому что чем больше у тебя подчиненных, чем в большую систему связей ты вовлечен, тем меньше у тебя пространства для маневра. Только наша либеральная интеллигенция полагает, что Сталин, будучи генеральным секретарем партии, делал что хотел. Ничего подобного. Повторяю, чем больше у тебя подчиненных, чем более высокое место во властной пирамиде ты занимаешь, тем более ты ограничен. Поэтому очень многое зависит от обстоятельств. Я не думаю, что Сталин образца 1927-го года полагал, что он пустит под нож ленинско-троцкистскую гвардию. Однако в 1937 году ему пришлось это сделать, потому что это был вопрос его и выживания у власти, и физического выживания. Иначе на Лубянке оказался бы он, а не Зиновьев с Каменевым. Как говорил Сталин: «Есть логика намерений, есть логика обстоятельств, но логика обстоятельств сильнее логики намерений».

— В 2000 году, когда Путин только пришел к власти, он на праздновании Дня Победы в Кремле поднял тост за генералиссимуса Сталина. Тогда это многих шокировало — образ «вождя и учителя» в массовом сознании оставался преимущественно негативным. Но это же и позволило проводить какие-то параллели, более-менее явственные, между Путиным и Сталиным, предрекая ему, что со временем он может вырасти в фигуру если не равновеликую, то хотя бы напоминающую по своей исторической роли Сталина. Наличествуют ли сейчас в России обстоятельства, которые вынудят Путина стать Сталиным?
     — Сейчас Сталиным никто не может стать. Что такое была сталинская система в политэкономическом смысле этого слова? Это было выражение диктатуры наемных работников доиндустриального и раннеиндустриального типа. Поэтому уже в конце 40-х годов сталинская система начала пробуксовывать, Сталин это прекрасно понимал. Именно поэтому он собирался реальную власть переместить из ЦК КПСС в совет министров, а партии оставить идеологию и подготовку кадров. Другое дело, что он не успел это сделать — либо он умер, либо его убили, вовремя не оказав помощь. Сталин был адекватен своей эпохе, но уже в начале 1950-х годов он оказался не вполне адекватен, поэтому совершал ошибки, да и раньше у него их хватало. Он прекрасно понимал эту ситуацию.
     В позднеиндустриальном обществе фигуру типа Сталина очень трудно представить. Здесь требуется что-то другое, кто и что — сказать очень сложно. Другое дело: острая внешнеполитическая и острая внутриполитическая ситуация в стране может призвать на престол диктатора или заставить первое лицо стать диктатором. Но точно это будет не сталинская диктатура, а что-то новое. Здесь уместна такая аналогия. Когда Киссинджер стал помощником президента Никсона по национальной безопасности, журналисты ему задали вопрос: «Вы совершите ошибки, которые совершали ваши предшественники?» Он сказал: «Ну конечно, нет, мы совершим свои ошибки». Поэтому если в России будет диктатор, то он будет совсем другим, нежели Сталин. Если в России появится новый опричник, это не будет человек с метлой и собачьей головой, это будет молодой человек с планшетом и, скорее всего, без оружия.

— Возможно. Хотя тех, кто в 1990-е годы составлял славу бандитского Петербурга и других криминальных центров страны, именно силой оружия отправили на покой.
     — Эта эпоха закончилась. Вспомните: люди, которые во время Гражданской войны (я имею в виду победителей) нажили капиталы, во время НЭПа стали респектабельными номенклатурными работниками и свысока поглядывали на нэпманов, которые для них были просто барыги. Так что всё меняется.

«СРЕДИ ПУТЧИСТОВ БЫЛ ТОЛЬКО ОДИН ДОСТОЙНЫЙ И РЕШИТЕЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК — БОРИС ПУГО. ПОЭТОМУ ЕГО И УБИЛИ»

— На днях мы отметили 25-летие ГКЧП, того самого августовского путча 1991 года, который его формальный глава Геннадий Янаев назвал последним боем за СССР. Что же это все-таки было? Неуклюжая попытка спасти Советский Союз, которая лишь ускорила его агонию, или провокация лиц, приближенных к Горбачеву, с вполне прагматическими целями?
     — Я думаю, отчасти права и та и другая точка зрения. Здесь вспоминается характеристика Лениным событий 3-5 июля 1917 года в Петрограде, когда большевики решили попробовать на прочность временное правительство. Причем, когда в Петрограде все висело на волоске, как это часто бывает в равновесных ситуациях, многое зависело от случая. Не скомандуй штабс-капитан Цагурия открыть огонь из пушек, не побеги матросики врассыпную, могло бы закончиться все по-другому. Так вот Ленин назвал эти события взрывом реакции и революции одновременно.

     То же самое — ГКЧП. Я думаю, действительно, с точки зрения той семерки, которую мы знаем как госкомитет по чрезвычайному положению, они искренне хотели спасти СССР, хотя один из них, я думаю, был засланным казачком. Не буду говорить, кого я подозреваю, поскольку прямых доказательств нет, но думаю, что там был засланный казачок, по крайней мере, этот человек хотел перехитрить всех: и противника, и союзника, но перехитрил сам себя. В то же время само поведение этих людей — это действия серых позднесоветских чиновников. Вместо того чтобы брать телеграф, почту, телефон, арестовывать Ельцина, ставить под контроль аэропорты, они ничего не сделали. Это одновременно и неумение, и безынициативность, воспитанные брежневским временем. Хотя сейчас многие вспоминают его чуть ли не с умилением.
     События августа 1991 года, безусловно, ускорили распад СССР, но я полагаю, что история ГКЧП — это история с двойным или даже с тройным дном. Это была провокация, кто-то спровоцировал этих людей на выступление, чтобы ускорить конец Советского Союза. Тем более что, по той информации, которая у меня есть (я не могу ее проверить, конечно, поскольку она эксклюзивная), на сентябрь — начало октября 1991 года планировался внеочередной съезд ЦК КПСС, где Горбачева должны были отстранить от власти (то, что на 3 сентября 1991 года был назначен внеочередной съезд партии, подтвердил в интервью «БИЗНЕС Online» бывший ближайший соратник Ельцина Сергей Шахрай, — прим. ред.).

     За отставкой Горбачева должны были последовать серьезные изменения. И эта провокация с ГКЧП, судя по всему, должна была предотвратить ситуацию с отстранением генсека от власти, поскольку последняя осложнила бы разрушение системы и СССР как ее формы. Думаю, так оно и было. «Планировщик» (назовем его так) спровоцировал семерку гэкачепистов на те действия, которые они предприняли в эти три дня. Другое дело, что при организации, которая у них была, при полной рассогласованности поступков и слов все это было обречено на провал — так и задумывалось. Но сами-то путчисты — Янаев, Язов, Крючков и другие — конечно же, полагали, что спасают Советский Союз. Можно ли было в той ситуации спасти Советский союз — это вопрос открытый.

— Но спасали-то страну либеральными методами. Геннадий Янаев и пять его соратников по чрезвычайному комитету организовали открытую пресс-конференцию. При этом они объявили о закрытии большинства СМИ, но едва ли не все эти газеты присутствовали на их знаменитой пресс-конференции. Большой крови не пролилось (за исключением трех погибших под танками Таманской дивизии), хотя ее жадно ждали некоторые демократические силы, чтобы завопить на весь мир о «кровавой хунте».
     — Трое погибших под танками — это вещь совершенно случайная. Что касается членов ГКЧП, то эти люди оказались политическими импотентами. Есть простое правило: вытащил нож — бей. А они вытащили нож, помахали им — и ничего. И даже Ельцин не был арестован. Поэтому они исторические банкроты. Это классические горбачевцы. Когда-то покойный Александр Александрович Зиновьев определил горбачевизм как попытку серых чиновников обмануть историю. Я думаю, что горбачевизм — это еще много чего другого, но «попытка обмана» там присутствовала. Янаев, Язов, Павлов — классические горбачевцы, среди них был только один достойный и решительный человек — Борис Карлович Пуго, поэтому его и убили (согласно официальной версии, министр МВД Борис Пуго и его жена застрелились 22 августа 1991 года — прим. ред.). Остальные были политическими импотентами.

— Так вы придерживаетесь версии, что Пуго и его жену убили?
     — Эта информация уже даже в газетах прошла. Я не буду озвучивать её детали — они известны.

— Но ведь уголовного дела по факту убийства не было. А вот дело в отношении самого Пуго победители-демократы успели организовать.
     — Я думаю, что убили его не из-за ГКЧП. Этот человек очень много знал о так называемом «золоте партии», которое якобы вывезли из СССР. Видимо, он знал, что не якобы и не вывезли, поэтому его устранили.

— Известно, что незадолго до гибели Борис Пуго встречался с митрополитом Питиримом (Нечаевым, одним из кандидатов на патриарший престол). Все-таки не встречаются со священнослужителем, чтобы потом застрелиться.
     — Конечно. Даже если мы учтем, что, скорее всего, митрополит Питирим был человеком с погонами (прямых доказательств нет, мне в данном случае хватает и косвенных), то да, конечно. Борис Пуго, по словам тех, кто его знал, суицидным типом не был, он был бойцом.

— Пуго ведь отдыхал с семьей в Крыму перед тем, как приехать в Москву и сразу появиться на пресс-конференции ГКЧП.
     — Да, он просто замешался в чужую игру. Он был искренним, достойным человеком, непохожим на горбачевских чиновников, не был шкурником.

«ГКЧП, ЕЛЬЦИН, ГОРБАЧЕВ — ЭТО БЫЛИ ТАНЦЫ СКЕЛЕТОВ НАД ПРОПАСТЬЮ»

— А те, кто якобы покончил с собой уже после того, как Пуго был убит, — это маршал Сергей Ахрамеев...
     — Это и управляющий делами ЦК КПСС Николай Кручина, который 26 августа выпал с балкона своего дома. Были еще смерти, и это только люди первого уровня. Кроме них были самоубийцы из числа людей второго и третьего эшелонов, так что здесь все совершенно понятно (предшественник Кручины на посту начальника УД ЦК КПСС Георгий Павлов якобы выбросился из окна 6 октября, хотя ему был уже 81 год; 17 октября с балкона выпал бывший завсектором США международного отдела ЦК КПСС Дмитрий Лисоволик и т. д. — прим. ред.).

— То есть это продолжение истории с Пуго.
     — В любом случае это продолжение истории с партийными деньгами. Дело в том, что в 1992 году я был в группе экспертов — проходил такой суд: «Ельцин против КПСС», как я его условно называю (дело рассматривалось в Конституционном суде РФ — прим. ред.). Это был неполитический процесс, речь шла о том, является ли КПСС юридическим лицом, имеет ли она право владеть чем-либо.

     Я был в группе экспертов со стороны президента — не потому, что я его очень любил, он мне никогда не нравился, правда, Горбачёв мне не нравился ещё больше, но просто так карта легла. И я не пожалел, что участвовал в этих слушаниях, поскольку нам предоставили большое количество всяких документов, теперь они рассекречены. Есть документ под номером 15703, мы его обнародовали.

     Это секретная записка, которую заместитель Горбачева по партии Владимир Ивашко (был и. о. генсека после отставки Горбачева и вплоть до запрета КПСС, умер в ноябре 1994 года — прим. ред.) написал ему летом 1990 года следующее (цитирую почти дословно): опыт восточноевропейской компартии показывает: в период перехода к рынку имущество компартии не защищено законом, в связи с этим необходимо создание невидимой партийной экономики в форме фондов и «фирм друзей». «Фирмами друзей» назывались связанные с КПСС (преимущественно с международным отделом ЦК) иностранные фирмы, которыми чаще всего руководили почему-то греки.

     Дальше он написал, что список допущенных к секретам должен был очень ограниченным и, кроме генерального секретаря партии, о них могли знать лишь три-четыре человека. Далее следовали фамилии этих трех-четырех людей, в том числе Кручины. Я это читал осенью 1992 года и вспомнил, что эти самые люди осенью 1991 года странным образом умерли: кто-то под машину попал, кто-то из окна выпал. Это обычная вещь для эпохи, когда ничего «не защищено законом» и это незащищенное надо спрятать.

— Таким образом, «победители» заметали следы и убирали тех, кто мог хоть что-то знать о судьбе «золота партии»?
     — Почему «победители»? Как раз победители — это Ельцин и его гоп-компания. Но взяв власть, они обнаружили, что у них, по признанию Г.Бурбулиса, нет ни рычагов власти, ни материальных средств. Это позже, в 1993 году, после ограбления населения, расстрела Белого дома (устранение конкурента по дележу активов), запуска урановой сделки и ряда афер новый режим разбогател. А к осени 1991 года серьезные люди (не Горбачев, разумеется, с его «прорабами перестройки») уже убрали «с полок» всё, что можно.

     Думаю, когда стало понятно, что Союз валится, то с конца 1989 года началась экономическая эвакуация режима. Горбачёв и его бригада остались для ширмы, а серьезные люди готовились к тому, чтобы продолжить деятельность после краха СССР. Какие-то ГКЧП появляются, какой-то Ельцин, Горбачев — и что? Тоже хороший фон — танцы скелетов над пропастью, а серьёзные люди создавали свою систему. Удалось ли им это в полной мере, не знаю, но создавали они её с прицелом на будущее.

— И неужели мы никогда не узнаем ответа на вопрос, где теперь «золото партии»? Если, к примеру, известно, что золотой запас Российской империи осел преимущественно в банках Европы (в частности в Банке де Франс), то советское золото — где? У «фирм друзей» в офшорах?
     — Этого я, конечно, не знаю. Вариантов множество. Оно может быть как в стране, так и за пределами страны. Тут ведь можно рассуждать, проводя определённые аналогии. Скажем, в 1945 году, когда была повержена Германия, американцам удалось захватить только золото рейха, и этими деньгами они профинансировали план Маршалла, потому что у них самих таких средств не было. А вот золото СС и золото НСДАП не было найдено. Где оно? Считается, что часть вложена в наркокартели Южной Америки, часть ушла на Ближний Восток, часть вложена в швейцарские банки, в шведский бизнес, так что тут тоже абсолютно разные варианты. Думаю, что вопрос о том, куда делось «золото партии», не так интересен. Гораздо более интересно, работает ли оно, и если да, то на кого. Надеюсь, лет через 30-40 мы об этом узнаем.

— Может быть, оно даже пригодится при построении той модели, о которой вы говорите.
     — Может быть. Так же, как пригодилось золото, находившееся на счетах Зиновьева, Каменева. Хотя не оно, конечно, было главным активом в деле индустриализации.

— Троцкого...
     — Нет, запас Льва Троцкого, думаю, взять не удалось, поскольку он в 1929 году был уже вне страны (выслан в Турцию, откуда ненадолго переехал в Европу, а затем уже — в Мексику — прим. ред.). По-видимому, основные средства остались у него: не бедствовал, свой Интернационал создал... А вот те, кто в 1930-е годы пошел под суд... Конечно, изъятые у них ценности не могли полностью решить задач нашей индустриализации, но несколько довольно тяжелых «гирек» на весы индустриализации положили.

     Круговорот награбленного: Меншиков—>Бирон—>прах; революционеры—>суды 1930-х—>индустриализация—>залоговые аукционы—>... что дальше?

     «Люди гибнут за металл» и за власть, обрамляя это красивыми словами о «свободе», «демократии», «божественном».

     Ельцин со свечой в церкви — что может быть более карикатурным для коммунизма и для церкви?! Что может быть более карикатурным, чем «капитализм», выгрызающийся из коммунизма подобно Чужому из тела человека?!

Беседу вёл Валерий Береснев

Источник: http://www.nash-sovremennik.ru/archive/2016/n11/1611-11.pdf

Исходник: http://andreyfursov.ru/news/ostraja_situacija_v_strane_mozhet_prizvat_na_prestol_diktatora/2016-08-29-568

Всего комментариев: 2
sanek3204   #1 - 02.09.2016 - 08:04
Как всегда - ВЕЛИКОЛЕПНО ! smile

dymdum   #2 - 05.09.2016 - 12:32
"«капитализм», выгрызающийся из коммунизма подобно Чужому из тела человека? " — ну, это вообще супер-крутецкая метафора :)! Я в ауте smile И главный вопрос: "Гдэ дэньги?". Спасибо за статью! 

• < Назад
• Вперёд >